Лытдыбр

[ogostos]

... А  в сумерках шел дождь, и аптеркарша увидела капли дождя на моих очках и сказала: "Ну вот и начало конца осени, хорошая была осень, длинная и теплая". А я кивнула и в очередной раз подумала, что длинная осень к концу действительно стала горчить, как масло, перележавшее на верхней полке холодильника, начала сворачиваться, как прокисшее молоко, и что too much of a good thing can really spoil the fun и побежала к родителям. А папа сидел в интернете, а мама смотрела какую-то мелодраму в стиле кантри, и удивилась мне, и побежала на кухню разогревать обед. И почему-то моя жареная картошка никогда не "звучит" так, как мамина, и этот вкус маминого обеда неразрывно связан с чистой простотой родителького дома, с разноцветными фиалками на кухонном подоконнике. И глаз упирается в книжную полку, где каждая книга знакома на ощупь и на запах, и Том Сойер в четвертом томе Марка Твена замазан шоколадом еще тогда-тогда-тогда, и четырехтомник Базена, которого я читала немного тайком от родителей, потому что там-про-это.

И я похвасталась, что читаю Базена в подлиннике, а папа сказал - читай лучше Теофила Готье, а я возмутилась и сказала "нафига мне этот прадедушка французской символистской поэзии", а папа сказал - "какая еще символистская поэзия, он про капитана Фракасса писал!"

Фи папА, как вы несносны, сказала я  И я  заржала, потому что для моего папы до сих пор главными писателями остаются Майн Рид и Фенимор Купер, и потому  что  мой папа прошибает любой пафос своей непосредственностью и шуточками типа "черный квадрат малевича как символ моего светлого будущего". И потому что мой папа в 57 лет остается мальчишкой, гоняющим велосипед по улице Тер-Габриеляна.